ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
“Т: ТЕМНОТА, ТОСКА, ТЕРПЕНИЕ”
— Юкосик, как ты там? Инда побредем еще или делаем привал?
— Хульша, — говорит пыхтящий Юкосик, — хульша мне и полный декаон. И еще все ботиночки опять в говне.
Хульша и декаон — любимые диагнозы израильских старушек, которых лечит Юкин мамулек. Хульша — слабость, декаон — депрессия, и этот набор позволяет пенсионерам вести долгие задушевные разговоры с врачом (оплачивается страховкой).
Час назад мы шли через лес, потом спускались по скользким камням, потом поднимались в гору, цеплялись за корни, потом нашли ручей, где Юка пыталась отмыть свои новые кроссовки (примерно пятый раз за утро).
— Да отстань ты от них, — сказала Женька, — посмотри на мой рюкзак, на мой новенький голубой рюкзак с лисичкой. Видишь лисичку, Юкосик? Ну, конечно, ты ее не видишь — она же спряталась ПОД СЛОЕМ ГРЯЗИ! Просто смирись, что мы выглядим как какие-то бомжи, смирись и отойди от ручья.
Юкосик не умеет смиряться так вот сразу, поэтому говорит — ну я все равно какое-то время порасстраиваюсь, уж извините.
Через час Юкосик все еще расстраивается, и мы переименовываем ее в Хулиэтту Лишенец.
В Камино Норте (от Бильбао — вдоль берега Бискайского залива, через Страну Басков, Кантабрию, Астурию — до самой Галисии) мало вариантов доступного нам жилья. Приходится по дороге звонить в альберги и хостелы, где нас просят говорить по-испански или никак, приходится смиряться с тем, что мест нет/ все забронировано/ занято/закрыто. И каждый раз, когда нам везет, и мы успеваем забить места на ночевку — начинаются крики на испанском “ПОВТОРИТЕ ВАШЕ ИМЯ!”
Юкосик, которая обычно принимает на себя телефонный удар, мучительно пытается адаптировать свои паспортные данные для испанских ушей. Вариант с Джулией быстро отпал, потому что ее немного бесили наши дурацкие шутки про Джульетту. Фамилия Лещенко вообще не воспринимается людьми в альбергах как что-то подходящее для записи. Юкосик пробовала напевно говорить в трубку специальным белорусским голосом — Иуулия Лешенко, но это тоже был провал. И вот так, из грязи и пены морской, родилась Хулиэтта Лишенец.
Хулиэтта тоже не осталась в долгу, поэтому к Кантабрии бывшая мисс Джейн Волункова превратилась в Эухенью Котики, а Ксения Духова — в Мирка Суп (долго объяснять).
Но в самые темные моменты нашего камино Суп и Котики тоже немедленно превращались в Лишенцев.
ПРОКЛЯТИЕ ТРЕТЬЕГО ДНЯ
Умные походники планируют на 4-5 день отдых или очень короткий переход. Бывалые пишут, что хорошо бы остановиться в тихом месте с возможностью выспаться. Стойкие и бесчувственные советуют просто сжать зубы и говорить себе — это третий день, первый пик адаптации, соберись, перетерпи, не ной. Яхтсмены вот про третий день тоже говорят — пережил 3 дня с тошнотой, дальше будет легче (а если и после третьего дня человек все еще грустный блювал, то дела его не очень).
Я люблю, когда все плохое и неприятное можно объяснить. Это успокаивает на какое-то время. Поэтому в первое камино составила памятку “траблы третьего дня”, чтобы все были готовы. В списке были пункты про мышечную и суставную боль, про акклиматизацию, про психологическую адаптацию в группе, про сложный отрезок маршрута именно на третий день и необходимость дополнительного отдыха на четвертый.
В первые два дня список никого не заинтересовал, потому что нас накрыла дофаминовая эйфория. Все такое новое, чудесное, портвейн такой вкусный, океан всегда слева, с 7 утра солнце, теплый ветер, улыбчивые португальцы; в Москве все в пальто, а нам в шортах жарко; господи, спасибо тебе за сардинки и виньо верде, какое счастье, что можно идти и идти, да перестаньте вы хохотать уже и со всеми здороваться!
На третий день список тоже не понадобился, потому что было не до списка. Каждые полчаса мы пытались лечь и умереть.
Солнца не было, дорога от океана сворачивала в пыльный лес и грязные теплицы, лаяли собаки, в воздухе была смесь песка и тумана, все болело, на душе была тоска, в рюкзаке — мокрые вещи.
У Женьки заболело плечо и спина, и мы кромсали ее рюкзак прямо на пляже, маникюрными ножницами.
Кира хромала, но молчала. Молчала и хромала с каждым часом все сильнее.
Я поняла, что не готова еще 12 дней круглосуточно видеть людей и вообще не готова.
Юка три ночи не высыпалась, не оставалась одна и не читала книжку, что делало ее лишенцем в квадрате.
На третий день мы внезапно осознали, что веселая прогулка с друзьями превращается в бесконечное испытание, к которому никто не готов.
— Две недели, — сказала Женька тусклым голосом. — Еще две недели идти. Блядь, девочки, на что мы подписались.
— Я, наверное, поменяю билет, — сказала Юкосик, — даже если вы меня будете отговаривать.
— Не будем, — сказала я и подумала, что из Порту в Барселону удобный рейс завтра утром всего за 20 евро. А в Порту можно вернуться на электричке и еще успеть в музей Nacional Soares dos Reis, который я променяла на портвейн позапозавчера.
— У меня мозоли, — сказала Кира тихо, — и они болят.
Следующий час мы шли молча.
Потом Женька сказала:
— Ну нет, я так не могу. Билеты у меня невозвратные, денег в обрез, а на фейсбуке я уже написала, что мы так пиздато идем, что всем срочно сюда надо. И обещала, что мы по 30 км в день будем проходить. Надо мной в редакции будут смеяться, если я вернусь. Короче, у меня выбора нет.
— У меня тоже нет выбора, я просто буду ползти, а потом, если вдруг умру под кустом, то это ничего, ведь транспортировка тела включена в страховку, — сказала Кира утешительным голосом, а потом увидела наши лица и быстро ушла вперед.
— Нам просто надо пережить третий день. Сегодня выспимся в альберге и завтра будет лучше, — сказала я довольно фальшиво.
— Выспимся?! — спросила Юка нервно. — Вы издеваетесь? ВЫСПИМСЯ? Там, где все храпят! И пахнут! И разговаривают! И шуршат! И шевелятся! Я только об этом подумаю, мне сразу плакать хочется. А дорога? Вы посмотрите вокруг! Костик говорил — “да там океан все время, везде мосточки, иди и иди”. А мы идем вдоль каких-то промзон, где нет ничего, вообще ничего! Океан у него всегда слева! Еды у него везде полно! А у нас и слева и справа пиздец и голод! Извините, но я готова улететь в Москву только для того, чтобы посмотреть в глаза этому сторителлеру.
Мы еще какое-то время шли молча. Потом нас обогнали 30 человек, большая часть из которых явно шла в нашу альбергу.
Стало совсем тошно.
— Раз я все равно сегодня уеду, давайте хотя бы на океан посмотрим, — сказала Юка. — Тем более, туалетов-то все равно по дороге нет.
И мы свернули к океану. Через 15 минут блужданий среди заборов, собак, гольф-клубов и странных поворотов мы вышли к крошечному серф-кафе с портвейном и кофе.
— Господи, да я никуда отсюда не пойду! — закричала Женька.
И мы немедленно выпили.
Мы пили портвейн, курили, снова пили, нам наливали кофе, мы тупили на пластиковых стульях, я ходила смотреть на пасмурный океан и мокрые доски, приходили серферы в толстых гидриках, тоже выпивали, под ногами валялись тощие собаки, песок заметал сваленные в кучу рюкзаки.
Где-то бодрые немецкие пилигримы занимали наши койки в альбергах, но было уже все равно.
— Этот ужасный третий день не так уж и плох, — сказала Женька после третьего бокала. — Вот мы сейчас придем, бросим рюкзаки и пойдем еще выпьем.
— Да, только слабаки боятся третьего дня, а мы вот нашли средство его пережить, — сказала я и налила еще портвейна.
Было 11.30 утра.
Впереди нас ждало еще несколько часов тяжелой дороги, часть которой шла вдоль трассы, раздувшиеся ноги, отсутствие завтрака и обеда, головная боль от пасмурной погоды и последние места в комнате с 40-ка паломниками.
Хорошо, что мы ничего этого не знали и спокойно наклюкивались портвейном.
А потом, уже вечером, когда Юкосик должна была купить обратный билет, а мы — грустно заснуть, мы зашли на минуточку в бар. Около бара было кладбище, напротив — серая церковь. Мы немного выпили на прощанье, фотографировали руки (не знаю зачем), разговаривали о страхах и сомнениях, о сексе и таблетках, о политике и Чечне. Потом еще немного выпили. Потом пытались залезть на кладбище, хохотали, фотографировались мимо фокуса, смотрели как на серой церкви загорается почти собянинская иллюминация, что-то пытались петь, немного попрыгали на пустой дороге, обнялись, а потом вернулись и уснули в храпящем аду.
На четвертый день легче не стало.
Мы полдня карабкались по булыжникам в лесу, хотели есть, пить и телепортатор. Потом Кира обезножила, и мы легли прямо на дороге, надеясь, что случится какое-то чудо. С чудесами на маршруте был напряг, поэтому Женька организовала чудо сама. А потом мы все-таки добрались до нормального жилья, поужинали с людьми, перенесенными прямиком из сериала “Хорас и Пит”, снова выпили и только тогда немного попустились.
— Ну все, — сказала Кира оптимистично утром пятого дня, — раз мы пережили такое, то хуже уже не будет.
Хуже не было, было по-другому.
На седьмой день, например, снова хотелось лечь прямо на дороге.
На восьмой кое-кто шел с соплями, отитом и температурой, а кое-кто — с аллергией и пупырышками.
Юкосик периодически говорила — ну вот, сегодня точно последний день, я больше совсем не могу, совсем-совсем. Ничего, если я вас покину?
Кира говорила — интересно, ноги у меня сами отомрут или в Москве все-таки придется резать.
Женька иногда читала новости и рабочие чатики, а потом шла в наушниках и молчала. Потому что Женька может уйти в отпуск, а социальный журналист Волункова — нет.
Каждый день на кого-нибудь нападала тоска по дому, каждый день что-то бесило, каждый день кто-нибудь говорил — черт, как же мы осилим еще целую неделю, а потом тот же человек говорил — вот так бы идти, идти и идти, долго-долго, далеко-далеко.
ДОЛГО ШЕЛ, МНОГО ДУМАЛ
“У каждого человека есть разное, но всегда слишком большое число сложных и болезненных для него тем. Он носит в себе задачи, решение которых давно откладывает; проекты, которым уделяет слишком мало времени; метафизические вопросы, на которые не имеет мужества дать ответ. И вот начинается период сосредоточенности, когда человек старается думать по команде. У одних людей он длинней, у других короче. Лично я недолго продержался на этой стадии.
Паломник быстро обнаруживает, что сохранять ум сосредоточенным во время ходьбы крайне трудно. Нужно отыскивать взглядом указатели для идущих к святому Иакову, стараться не попасть под автомобиль, краем глаза следить за собаками. Эти отвлекающие факторы прибавляются к многочисленным сигналам тревоги, исходящим от тела, – от подошв ваших ног, от изгиба поясницы, на которую давит рюкзак, от черепа, который нагревает солнце, от плеч, в которые врезаются лямки рюкзака. Разумеется, если немного напрячься, идеи в конце концов возникают. Ты начинаешь ясней видеть проблемы, и может даже случиться, что в твоем уме мелькнет решение. Но стоит тебе, проходя через деревню, подойти к фонтану и наполнить водой флягу или поговорить с прохожим — и все исчезает из ума. Нет ни решения, к которому ты пришел, ни проблемы, которую оно решает, ни даже самой этой темы.
На опустевшем поле твоего потрясенного ума остается лишь одна мысль — о мозоли на пятке, которая вызывает жгучую боль, хотя ты считал, что она зажила.
Это поражение мысли быстро доводит человека до настоящей депрессии. В бесплодных судорогах ума паломник то покоряется судьбе, то делает отчаянный рывок, чтобы встряхнуться” (Рюфен Ж-К. Бессмертным Путем св. Иакова)
Когда представляешь бесконечную дорогу и себя на ней, то всегда кажется, что вернешься оттуда обновленным, живым, более осознанным человеком. И это правда так.
Просто этот новый, более живой и осознанный человек может привезти домой еще и тоску, темноту, сомнения, депрессию, невовремя всплывшие воспоминания, неспособность справляться с собственным экзистенциальным одиночеством, разочарование от того, что в дороге все время думаешь о мелком или усталость о того, что каждый день ворочаешь неподъемные вопросы, на которые нет ответа.
Тот самый поток, про который пилигримы так любят порассуждать, в камино действительно несет тебя, если ему довериться. Он дает ощущение силы и всемогущества. А потом вдруг случается запруда, завихрение, резкий поворот — и вот ты уже выброшен на берег, мокрый и жалкий, а поток мчит мимо, неся вперед других веселых пилигримов, не тебя.
Иногда из потока выбивают понятные вещи: скучная и грязная дорога, плохая погода, голод и боль, недосып и усталость.
Но иногда вот только что все было хорошо, все кричали бон камино и махали друг другу, пили кофе на привалах и планировали дружеский ужин, а потом — опаньки, нахлобучило. И тоже вроде все можно объяснить дофаминовым истощением или окситоциновой недостаточностью, но, если честно, то это просто внутри проснулась дружная парочка — злобный зануда и желчный нытик.
Самые темные и неприятные моменты на камино связаны не с внешними проблемами, а с тем, что происходит внутри. И к этому трудно подготовиться.
Мы стояли с Женькой и Юкой посреди модного приморского курорта Comillas, куда мы шли весь день. Жилья для нас не было ни здесь, ни в соседних милых деревушках, куда мы еще могли бы добрести к ночи, и вообще его не было в 10 километрах вокруг. Пасхальные каникулы, теплая солнечная погода и желание останавливаться исключительно у моря лишили нас всякой предусмотрительности.
И все-таки нам повезло, администратор из альберги, где нам не досталось мест даже на полу, дозвонился до серф-хауса среди болот и забронировал нам три койки. Идти надо было еще часа три, вдоль трассы, быстро, чтобы успеть до темноты.
Голодные, злые и уже очень усталые, мы тупили на узком тротуаре и ждали, пока Юка вернется из туалета. Мимо проходили чистые, веселые и сытые люди, которые приехали в Комильяс на 4 выходных дня. Не мы, а эти люди будут смотреть на виллу Гауди, тусить на пляже, гулять по кладбищу, лазить по дюнам, ходить в Собрельяно, есть нашу еду и пить наше вино.
— Ненавижу Пасху, — сказала Женька.
— Католическую или вообще? — уточнила я.
— Я еще не решила, после ужина спроси. Если он у нас будет.
И тут к нам подошла парочка пилигримов. Девушка и ее бойфренд были больше похожи на укуренных хиппи, чем на пилигримов, но, после голландцев с рюкзаком травы в альберге Castro Urdiales, я больше не удивлялась никаким пилигримам.
Парочка приветливо (эй, хватит улыбаться, сказал мой внутренний злобный русский) поинтересовалась, где мы собираемся ночевать.
Нигде, не знаем, никаких вариантов, сказали мы с Женькой синхронно и ошалело уставились друг на друга.
Так пойдемте с нами, ребята, попросимся к кому-то из местных, сказала девушка еще приветливей, не ночевать же на улице. Давайте попробуем поспрашивать в San Vicente de la Barquera, сказал чувак, помахивая самокруткой, если что, ляжем где-нибудь на полу.
Нет, спасибо, сказали мы, стараясь не смотреть им в приветливые красные глаза, мы тут очень-очень заняты, ждем свою подругу, а потом… потом мы может доедем на такси куда-нибудь подальше, что-нибудь придумаем.
Ну ладно, тогда удачи вам и бон камино, пусть все получится, помахали приветливые хиппи и побрели вдоль дороги.
— Какие же мы суки, — сказала Женька печально. — Мы же могли позвать их с нами. Они готовы были спать на полу! Вдруг там есть пол, ну там, куда мы должны дойти сегодня.
— Мне так неловко, что я готова вернуть их обратно, — сказала я.
Мы помолчали, глядя на уходящую парочку.
— Нет, ну мы не можем так поступать на камино, так нельзя, — сказала Женька и собралась пойти следом.
— Прости, мне они не нравятся, поэтому я соврала, — сказала я.
— И мне! И я не хочу звать их с собой! И еще с ними потом три часа идти, — и Женька снова отступила назад.
— Но мы могли бы дать им адрес этого места, пусть бы они шли следом, но отдельно.
— Они идут довольно быстро, пришли бы раньше нас.
— Я не хочу спать на улице, если они займут наши кровати. А они займут!
— А я не хочу так погано себя чувствовать.
Парочка свернула за угол и исчезла.
— А что это вы такие грустные стоите? Еще три часа — и у нас будут кровати и горячий душ! — Юка вернулась к нам веселая, бодрая и с пакетом булочек.
— Мы такие печальные, потому что поступили как говно!
— Да, и теперь нам прилетит ответочка, и мы обязательно лишимся жилья за свой поступок!
— Какого жилья? — сказала Юкосик и немедленно побледнела. — Сегодня? Нам опять негде ночевать? ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ?!
— Да нет, не сегодня, в какой-нибудь другой день. Но ответочка точно будет. Нам всем прилетит!
— Девочки, какая ответочка, за что, почему мы опять чего-то лишимся? И за что мне-то прилетит, я же просто в туалет сходила!
— Потому что мы команда, — сказала Женька. — Пока ты писала, мы уже накосячили. НУ ИЗВИНИ!
И нам потом прилетело, разумеется, прямо перед самым Сантьяго.
Женька, правда, сказала, что может это потому, что на самом деле у нее на рюкзаке вышита не лисичка, а ПЕСЕЦ. Но потом согласилась, что ответочку мы тоже заслужили.
Вели себя как говно — и вот.
Впрочем, все хорошее нам тоже возвращалось почти мгновенно.
Но об этом — в главе “М: МАГИЯ КАМИНО, МЕДИТАТИВНЫЙ ПИЗДЕЦ, МЕККИ И РИМА МИМО”
ПОЛЕЗНЫЕ ССЫЛКИ:
- Я уже давала ссылку на книгу Билла Брайтона “Прогулка по лесам”, а еще рекомендую и фильм. Фильм ужасно успокоительный: там тоже себя все ведут как говно и злобные зануды, но все-таки приходят к финишу. Прям как мы.
** глава, где мы искренне пытаемся любить всех животных, но получается не очень
спонтанный психогеограф 
Комментарии запрещены.