ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
“С: СПИТ СУДОРОЖНЫЙ СУРОЧЕК” (продолжение)
— у меня есть мечта… — тихо сказала Юка, глядя в чашку с кофе.
— да знаем мы твою мечту — никогда не спать с людьми в одном помещении! — сказала Женька ртом, набитым утренней булочкой.
— и это тоже, конечно, но сейчас мечта попроще, — сказала Юка. — я мечтаю прийти в Сантьяго, зайти в снятую квартиру, сесть на балконе(чур, моя комната с балконом!), выпить вина и…
— … и чокнуться с нами за окончание похода! — сказала я понимающе.
— нет, — сказала Юка, все еще обращаясь к кофе, — не совсем. и закрыть дверь.
Мы помолчали.
— и что это ты будешь делать за закрытой дверью, одна? — спросила Женька тревожным журналистским голосом.
— сначала я буду просто сидеть в своей комнате. потом лягу на белые простыни и начну читать. потом буду спать, потом буду опять читать. потом снова читать. за закрытой дверью! целые сутки!
— но ты можешь и сейчас читать, — сказала Женька, — вот легла вечером после тридцати километров и читай себе на здоровье!
— хочешь, мы дадим тебе булавки и полотенца, завесим тебе кроватную норку со всех сторон? и будешь читать как будто в детстве под столом, — сказала я, щедро шурша булавками.
— но тебе же все равно придется потом выйти из комнаты, — сказала Кира доброжелательно, — в туалет, в ванную, поесть, выпить… выйдешь, а там — мы!
— … двое суток, — сказала Юкосик, по-прежнему обращаясь к чашке, — мне кажется, мне нужно будет не меньше двух суток.
мы еще помолчали.
до сантьяго было еще далеко.
— и правильно, Юкосик, не выходи из комнаты. потому что ванная тоже будет занята, — вдруг сказала Женька, прожевав булочку. — потому что я залягу в ванную на весь вечер! и буду себя намыливать и намазывать, и буду мыться и мыться, а потом лежать и лежать! с вином и маской! а потом тоже зайду в комнату, закроюсь и буду спать! и читать весь интернет. а потом опять пойду в ванне лежать.
— а я просто посплю и пойду в собор на кадило смотреть, — сказала Кира.
— а я не просто посплю, а еще и высплюсь без наушников, потому что сегодня они меня душили всю ночь, — сказал Юкосик, разлепившись, наконец, со своим кофе. — и я могла бы умереть, опутанная музыкой и кошмарами, но никто не слышал мои сдавленные крики. потому что вы все спите в берушах и масках, завесившись трусами и полотенцами, пока беруши проникают вам прямо в мозг!
— никуда они не проникают, — сказала я. — у меня и мозга-то уже не осталось, некуда им проникать. зря ты боишься беруш, Юкосик, они бы тебе очень помогли.
— комната, только своя комната с закрытой дверью поможет мне, — непреклонно сказал наш друг-мизантроп.
— вирджиния вулф тоже так думала, пока не утопилась, — сказала я, нащупывая в кармане беруши (американские, супермягкие, легкие, плотно заполняющие слуховой проход, не мешающие сну на боку).
— возможно, ей слишком часто стучали в дверь, — сказала Юка и нащупала в кармане камень.
— ладно, чем быстрей мы прекратим этот разговор и выйдем в путь, тем быстрей мы дойдем до четырехкомнатной квартиры в Сантьяго, где У КАЖДОЙ ИЗ НАС будет отдельная комната.
и мы пошли.
плохо спать на камино — нормально. почти все жалуются на сон, это такой смоллтолк на пути. храп, холод, жара, запахи, клопы — пилигримская нормальность, с которой каждый справляется как может.
похоже на то, что дорога вырывает пилигрима из спячки намеренно: лишает удобств и рутин, устраивает депривацию, испытывает и разрушает все старые привычки, чтобы проросло что-то новое. новое — это прекрасно, но утром иногда совершенно невыносимо вставать, как будто ты — развалина, камень, остаток мраморной ноги в Остии Антика, через который за ночь проросла буйная итальянская трава.
заходишь после тридцати километров по жаре и дождю в спальню с толпой пилигримов, видишь двухэтажные кровати и мчишь занимать последнее нижнее место. потому что только там можно устроить себе чрево кита из полотенец, развешанных со всех сторон кровати, там можно прикрепить булавками к перекладинам мокрые майки и упасть лицом в спальник, сквозь который просачивается запах матрасной дезинфекции. навык создавать себе нору из стола, скатерти и старого покрывала, оказывается, никуда не делся за тридцать лет. вот нора, вот наушники с музыкой, вот книжка с фонариком. так можно переживать ночь за ночью, зная, что утром “дос кафе кон легче пор фавор” оживит за пару минут.
— мне кажется, что сегодня утром было немного шумновато, — говорит вежливая Кира после того, как в 4.30 утра пять немецких пенсионерок собирались в разных углах альберге.
— шумновато?! — говорит Женька. — да они шарахались по всем углам и шептались громче, чем я кричу!
— шуршали и шебуршили! шелестели своими штанами! — шипит Юкосик.
— шароебились как безумные и все время что-то роняли! так и хотелось им фонариком в лоб залепить! — говорит Женька с уже привычным утренним раздражением.
— а я вот спала в маске, — говорю я примирительно, — сначала в горячей японской маске с запахом розы, а потом надела свою фланелевую, лавандовую…
и тут я понимаю, что лучше замолчать, потому что это утро — не время хвалиться предусмотрительностью и паровыми масками с запахом розы. иногда лучше молчать по утрам.
молчи и не забывай трусы, развешанные на кровати — вот главное правило утра в камино.
не забывай вообще ничего, потому что настоящий пилигрим берет с собой критически мало вещей. и каждая забытая утром на сушилке майка, каждое потерянное полотенце, каждый оставленный у розетки тройник или фумигатор — становятся ПОТЕРЕЙ.
в конце пути, конечно, приходишь к почти буддистской легкости рюкзака и кошелька. трусы и шампунь уже не кажутся важными, сломанный пауэрбанк и забытые спросонья штаны и кофты давно оплаканы и отпущены. укусы от клопов считаются боевыми ранами, а зубы вообще можно чистить веточками, зачем нам щетки, зачем нам паста.
и вот каждое утро ты встаешь немного другим человеком, в котором все больше природы Будды, и все меньше вещей.
с каждым днем тело болит все больше, но засыпать все проще. иногда, чтобы заснуть, нужно просто лечь лицом в свежепостиранное белье, даже если оно чужое.
через вечер берешь себя в руки и выползаешь в почту, чтобы написать коротенькое нежное письмо, упихнув туда все пройденные километры, все холмы, поля, океан, камни и людей.
но сил хватает только на пару фотографий и торопливое перечисление.“сегодня у нас было: страстная пятница, ракушки в подарок, целый кемпинг испанского пролетариата и обед пельмешками, серферы, река, океан уже близко, океан всегда справа. прости, нет сил и времени писать, мы провалились в черную дыру океана и зеленых холмов, идем и идем, непонятно как находим ночлег и еду, оч счастлива и скучаю. ДОМА ПОГОВОРИМ))”
и, забыв поставить точку, немедленно проваливаешься в сон, в забытье, в дорогу, чтобы чувствовать, как тебя уносит сонный поток, размывающий границы мира.
“Вода поднимается и спадает, всему свое время: европейской широкоушке и бурому ушану, дубовому коконопряду и бурой медведице, соколу и сплетнице-галке. Настанет пора, и я тоже буду лежать под водой” (Оливия Лэнг, “К реке”)
ПОЛЕЗНЫЕ ССЫЛКИ (не знаю зачем они вам):
** следующая глава, где мы внезапно проникаемся нежностью к людям
спонтанный психогеограф 
Комментарии запрещены.