в одном бразильском сериале немолодая сорокапятилетняя женщина, мать троих взрослых детей и жена бизнесмена — часто лежала на диване и слушала классическую музыку. буквально в каждой серии.
как только сценаристы хотели показать, что пришло время подумать о жизни — они укладывали ее прямо в шелковом бразильском платье и каблуках на цветной диван и включали, допустим, оперу.
в это время в других частях сан-пауло другие женщины-матери обсуждали еду, молодых прошмандовок, куда пошел сын такой намытый, зачем соседка целовалась с мясником, что лучше продавать — рыбу или бусы из ракушек, а он чо, а она чо, ой, да и не говори!
и вот в этом сан-пауло все было как в нашем дворе, который я могла каждый вечер наблюдать с балкона.
в то время как в другом районе старая сорокалетняя женщина лежала в обуви посреди бела дня и слушала музыку.
нет, конечно, к ней тоже потом обязательно приходил какой-нибудь мужик или рыжая стерва и начинали бесконечно тереть за чувства, наследство и потерянных детей, но вот эти 30 секунд, пока камера плыла мимо дивана и проигрывателя, а женщина не делала ничего — не закручивала огурцы, не гладила рубашки, не заполняла квитанции — ради них, можно сказать, я и смотрела.
45 лет! (думала я тогда)
да уже вся жизнь по два раза прожита, лето на дворе, куча дел у женщины, а она так спокойно лежит и слушает музыку. не учительница в музыкалке, не пианистка какая — просто женщина с кудрями.
и вот там, в начале девяностых, во мне отпечаталось, что в 45 с жизнью еще можно что-то сделать. и нет, не в москве, не с гошей (он же гога, он же жора) и карьерой директора завода, а в каком-нибудь сан-пауло, где будут платье, диван, музыка, книжки и по дому гуляет жаркий солнечный сквозняк.
не бойтесь своих желаний, короче.
в 2020-м мне исполнилось сорок пять, и я почти все лето провела именно так.
приходила в библиотеку самая первая, ложилась на диван, включала в наушниках грига, работала, писала, читала и смотрела в окно, где на горячей площадке веселились чужие дети.
так что лето 2020-го я отлежала буквально за всех сорокапятилетних женщин всех городов, которым некуда было надеть каблуки на удаленке и некогда было прилечь.
хотя в июне еще было тяжеловато.
02.06.20
“еще пару слов про дискриминацию.
понятно, что мы сейчас обсуждаем расу, пол, гендер, религию, политику — по-настоящему большие проблемы, глобальные протесты и серьезные сдвиги.
но, кроме больших волн, есть еще и повседневная маленькая рябь. ежедневная, непрерывная, унизительная, привычная, встроенная в рабочие смолтолки и родственные звонки, в соседские разговоры и административные обращения.
всю свою жизнь я слышу, что чего-то не могу сделать или получить, потому что я: родилась не с тем полом, не в том месте, не у тех родителей, человек без московской прописки, без высшего образования, без мужа, без нужного дохода, одинокий родитель, слишком молодая, уже не молодая, слишком много говорю о политике.
и, одновременно с этим, я: слишком давно живу в москве, у меня слишком мало детей/проблем/ лишений, а в моей жизни слишком мало политики, активизма и феминизма.
иногда всего за один день я успеваю побыть человеком без привилегий, имущества, прав и представителем какого-нибудь ненавидимого меньшинства и — одновременно — “да ты слишком хорошо живешь, белая цисгендерная сучка”
в начале июня лето еще не очень ощущалось, а вот пандемийное безумие — очень.
и я в какой-то момент залипла на сайте, где проверялась астрологическая совместимость с городами и местами.
так выяснилось, что в россии нет для меня лучше места, чем москва и питер. то есть вообще больше нигде места нет, если я хочу работать, а я ведь до владивостока всю карту истыкала.
а еще оказалось что, если куда и переезжать, то лучше в нью-йорк, лондон и токио — там меня не будет сильно мучать ностальгия и всегда найдутся друзья.
или можно просто мотаться по атлантике на яхте, потому что в атлантике у меня очень большие перспективы. вот буквально огромные, и почти по всей атлантике — от ирландии до карибских островов. наверное, с такими перспективами я могла бы стать резидентом и амбассадором круизных трансатлантических лайнеров, если бы они пережили пандемию.
а вот почти вся италия и моя обожаемая барселона — они только для отдыха, наслаждения и душевного равновесия, а больше ни для чего. и если я вдруг хочу где-то там поселиться, когда разбогатею в атлантическом океане, то мне придется каждый день наслаждаться, есть и веселиться, даже если не хочется.
08.06.20
“ну вот, дожили.
в москве отмена пропусков, жара и все пошли стричься (луна убывает, такое бывает (с))
стерла завтрашний будильник «выписать пропуск» и почувствовала себя странно.
странно ничего не планировать, а прям взять и пойти, поехать, помчать куда угодно.
странно прийти в мвд за справкой, заменяющей паспорт, а там говорят — а приходите лучше в среду, мы и паспорт выдадим. а я — ну как же, у меня написано вот — паспорт только после 4 июля. а они — да готов он, готов.
странно, когда записываешься на педикюр первый раз с февраля, а у администратора такой ликующий голос, как будто день рождения («а вот приходите, ксенечка, во вторник, во вторник все ваши любимые мастера сразу»).
странно вообще хоть что-то планировать, потому что все еще кругом в зыбком состоянии «давайте обсудим это осенью».
странно, что в загране всего одна действующая виза — американская, а больше ничего.
с жизнью и работой тоже ничего не понятно, но зато сегодня было +29 и левая рука сгорела за полчаса. а с 1 июля возвращаются тренировки по плаванию и в это трудно поверить”
где-то между новым паспортом (“это твой последний паспорт! последний! — торжественно сказала мама раз десять, — зачем же ты на него с розовыми волосами сфотографировалась?”) и судом над серебренниковым — мы внезапно купили свой первый совместный телевизор и подписку на нетфликс.
но я все равно упорно продолжала ходить в библиотеку через сквер, который за карантин зарос как броселианд.
12.06.20
“мэри норрис пишет свой роман с грецией как самый милый летний дневничок: «однажды я захотела в грецию, потом я пошла учить греческий, и все-таки поехала и влюбилась в страну и язык, и теперь это любовь навеки со мной»
после горовиц я долго искала следующую книжку, которая будет меня утешать — и вот, наконец: «это ничего, что пока никуда невозможно поехать, зато можно рассматривать маленьких жуков, трещины на асфальте и вот греческий алфавит, например»
вовремя начала перечитывать и ролло мэй — “мужество творить”.
“Нам приходится выбирать. Если мы поддадимся панике и страху, ощущая, что основы нашей жизни рушатся, то, потрясенные потерей привычных точек опоры, мы будем вынуждены покориться охватившему нас параличу и апатией закамуфлировать недостаток собственной активности. При этом мы добровольно откажемся от шанса участвовать в формировании будущего. Мы потеряем существенное свойство человечества возможность сознательно влиять на развитие общества.
… Жизнь заставляет нас все время создавать что-то новое, вступать на ничейную землю, входить в лес, где нет проторенных тропинок, откуда до сих пор никто не возвращался, а значит, некому стать нашим проводником. Такое состояние экзистенциалисты называют страхом перед ничто. Жить будущим значит совершить прыжок в неизвестное, а это требует определенного мужества, на которое решатся лишь немногие”
15.06.20
“запись в любимую библиотеку теперь только накануне и только по почте, и это как-то очень мило и лампово.
библиотекарь леонид утешительно пишет, что можно не строго высиживать два часа, а и задержаться, если не будет толпы (толпы! в библиотеке!).
толпы никакой нет, и никто не видит, как я воссоединяюсь с бархатным диваном у окна. за окном — парк, перед диваном — ровные-преровные ряды книг, кругом — тихий шелест и ноутбучное клацание.
чувствую себя той самой голой парочкой, которой разрешили иногда возвращаться в потерянные райские кущи.
конечно, насовсем нельзя, нет, никаких «а можно мы до вечера посидим», нет, плакать под деревом не поможет. но иногда — ладно, заходите ненадолго, только прикройтесь чем-нибудь уже”
пока лежала на библиотечном бархатном диване, написала еще одну главу камино — где много разных людей, и мы их всех любим.
и стало как-то совсем нестерпимо жить без путешествий, и мы несколько дней отчаянно гуляли по набережным и облежали все скамейки, как будто какие-то свободные люди.
а потом, конечно, похолодало.
если оглядываться назад, то июнь был стремительным, но в него втиснулось так много всего:
утренние пробежки под дождем
долгожданные гости и бесконечные обнимания
вино, очень много вина
солнечные 5 утра на набережных
бесконечные велосипедные трипы
отжимания от теплого бордюра
улыбающиеся друг другу районные бегуны
полный холодильник хрустящих огурцов и редиски
йога и танцы
сап-серф и новые шорты
а еще в июне все ходили к суду, где продолжали судить серебренникова.
как давно это было. тогда еще половина знакомых были на свободе
20.06.20
“меня иногда спрашивают за что я люблю дерека джармена.
не знаю как объяснить, но, если посмотреть фильмы джармена (например, себастьян или караваджо), если прочитать его книги (например, хрома или современная природа), то, наверное, станет немного понятно, что эта моя любовь к нему (и к боуи, и к фредди, патти смит, джеймсу рою, мэпплторпу, нэн голдин, войнаровичу) — это такая тоска по людям, которые совершенно не боялись жить.
на каком бы дне они не находились периодически, на каком бы дне”
а еще в июне спросили — кого собираюсь набить на второй руке, когда закончу боуи на первой. и почему именно его.
и тут я никак не смогла ответить коротко:
“она берет мою руку и проводит по кончикам пальцев,
не касаясь ногтей.
— короткие, — говорит она, — как у хорошей девочки.
— или как у хирурга, — говорю я, выросшая в ординаторской хирургического отделения.
запах мыла, спирта и хлорки
запах хрустящих халатов из прачечной (кипячение, крахмал, утюг)
запах свежей наволочки, когда укладывают на кровать за занавеской
запах картошки, которую варят для смены, зашивающей кого-то в операционной
запах талька и нагретых автоклавов
берешь перчатку, окунаешь в бокс с тальком, выворачиваешь, надуваешь, откладываешь
берешь кусочек марли, складываешь по длинной стороне, по короткой, выворачиваешь в аккуратный пухлый треугольничек, откладываешь
когда закончишь — все отнесут на стерилизацию и можно будет идти играть у третьего корпуса
я выросла, но все еще самая красивая одежда — белая, самые красивые руки — без маникюра, самые красивые лица — под стерильными хирургическими масками
— а ты, ты сама какой врач? — спрашивает она.
— никакой, — говорю я честно, — никакой. я, знаешь ли, как боуи — никогда не знаю, чем займусь в следующем году.
— а я как фредди, — говорит она, — если уж на кого-то надо равняться.
— ты музыкант?
— у меня ВИЧ.
она выпускает мою руку и берет пластиковый стакан с колой — огромный, американский, полный льда и пузырей, и испарина со стакана капает на кроссовки (ослепительно белые, как свинцовые белила).
в нью-йорке 8 часов вечера и +33 по цельсию.
удобней было бы изнывать тут от жары и влажности в коротких шортах и шлепках, но вокруг засилье белых кроссовок, белых джинсов, черно-белых кельвинкляйновских резинок и белых маек.
Дерек Джармен называл это квир-белым: “Сара кричит из сада: “А, так вот как геи узнают друг друга ночью!”… ослепительные футболки и боксеры, результат многодневных размышлений над самой деликатной программой в стиральной машине”.
если дома есть белый, значит, должна быть и перекись, говорила мама. перекись выводит пятна крови, поэтому дома должна быть перекись.
потому что кровь будет в любом случае, если ты жив.
фредди умер, пока я сидела в школе на скучной биологии.
биология очень важна для будущих врачей, говорила мама, биологию нужно сдать на пять, чтобы поступить в мед. и я ходила к репетитору, пока фредди умирал.
однажды кто-то из школы устроил вечеринку с кучей новых кассет, привезенных из москвы старшим братом. рома жуков, группа сталкер, мальчишник и секс без перерыва (это песня, если вы вдруг младше сорока) — все самое лучшее, самое свежее, только у нас, кассетный магнитофон электроника и старые колонки на балконе.
среди кассет были “пинк флойд” и никому неизвестная английская группа “королева”. так мы познакомились с фредди, и весь мир перестал существовать.
любовь с первого звука, любовь к человеку, про которого не знаешь вообще ничего, но знаешь, что он родился специально, чтобы спеть тебе “mama, life had just begun// but now I’ve gone and thrown it all away”. а потом — “you’ve yet to have your finest hour”.
так фредди разбил мне сердце (умерев, умерев так невовремя), но сделал свободной .
его выбеленное лицо в “I’m going slightly mad”, мой белый халат для больничной практики, белая ватная борода деда мороза, и ослепительные мечты жить другой жизнью — такая была зима 1992 года.
с жарким американским летом 2015-го у нее только одно общее — радужный свет, который освещает все, что я люблю. свет борьбы и свободы, смерти и отчаяния, любви и потерь.
“я слышу голоса мертвых друзей// любовь это жизнь что длится вечно// мое сердце помнит вас” — как писал Дерек Джармен. он тоже умер, но как это помешает мне любить его?
весь этот месяц я смотрю на коробку с браслетами и бусами моего первого прайда, весь этот месяц я вспоминаю бар с фотографиями харви милка и темные комнаты московских гей-клубов, я читаю “одинокий город” и пересматриваю концерт в Уэмбли. иногда мы выпиваем с друзьями, заканчивая неизменным тостом “россия будет свободной”, но сами не верим в него.
может никто больше не будет свободным так, как мы об этом мечтали (вот пока я пишу, оглашают приговор серебренникову), но пытаться стоит. иначе какой во всем этом смысл.
We all must plan our hopes together// Or we’ll have no more future at all// Time waits for nobody (F.M.)
ВЕСЬ ТАКОЙ ВНЕЗАПНЫЙ ИЮЛЬ_2020
в последние дни июня мы вдруг рванули в питер
и первый раз за десять лет поехали туда вместе, потому что совпали в графиках и желаниях
28 июня
сто лет вместе никуда не ездили, но, оказывается, навык собраться за час и немного пьяными — никуда не делся. два чемодана, в чемоданах — усилитель для гитары, гора носков и трусов, как будто мы чистоплотные осьминоги, остальное — что попалось под руку.
также не подводит моя любимая схема прилета: по дороге из аэропорта выбрать и заказать в снятую квартиру доставку азиатской еды, воду, салфетки и фрукты в яндекс-лавке и обжить квартиру максимально быстро.
а потом — кофе, табак, гулять!
за 4 дня в Питере выучили питерское ругательство «что ты как душнила!», пили на бордюрах (да на поребрике же! — говорит Леночка, делая питерское лицо), федор курил на крыше и там же играл на гитаре, я бегала утром по невскому, потом шевелили босыми ногами в новой голландии, смотрели на облака.
— смотри, этот вот вылитый тирекс с лапками..
— как-то подозрительно быстро он расплывается, хотя стоит на месте!
— как вся наша жизнь — вроде никуда не двигается, а исчезает на глазах
— жуй свое пессимистичное онигири, жизнь никуда не денется
а карантинная реальность такова, что теперь из рук в руки бережно передают не клевые новые кофейни, а адреса всех мест, где пускают в туалет.
а также целый один раз позавтракали ВНУТРИ, сидя на креслах (!!), купила книжку в открытом книжном, и собираемся пить на крыше, чокаясь с дружочками и закатом.
настоящий кусок лета
29 июня
посмотрела на трекер и выяснилось, что за два дня мы прошли по питеру почти 35 км, а еще даже не вечер второго дня. вопрос «почему мы устали» отпал сам собой, а также отпали вопросы почему такие пыльные стали кроссовки и отчего поднывает колено.
но как же все-таки прекрасно гулять, и гулять, и гулять, и гулять (пусть даже и по питерским тротуарам и набережным, где камни с пылью лежат вперемешку).
а моя мечта пожить по месяцу во всех любимых городах все-таки трансформируется в пожить-побегать-поработать.
когда выходишь из дома рано-рано и начинаешь день с бега — то сразу присваиваешь себе большую часть местной повседневной жизни. и сразу пропадает туристический зуд «мы ничего не успеем» и сразу день удлиняется и замедляется.
01 июля
я часто думаю про то, что борьба моего внутреннего квакера с моим внутренним снусмумриком когда-то должна переплавиться из борьбы в мирную дружбу.
сейчас вот такое лето, что им бы пора объединяться. а то пока маленькая квакерша машет мотыгой и произносит пламенные речи про эффективность и необходимость каждую секунду жить героически — снусмумрик молча курит трубку, лежа на берегу, и иногда с тоской смотрит на мир вокруг, который ежесекундно требует починки и активного вмешательства и почти никогда — просто наблюдения.
еще мы тут последние недели выясняем — почему закончились силы спасать страну, планету и людей, и куда нас это ведет. большой страх для части близкого круга — давать себе передышки в нескончаемой борьбе за справедливость. потому что этой жизни мы и не знаем толком.
как будто никто не давал разрешения валяться на траве с книжкой, думать о том, что происходит внутри, замирать и не делать.
как будто, если ты сначала не спас всех и не нанес достаточно пользы, то не заслужил ни белые скатерти, ни выходные.
как будто жизнь без борьбы и тяжелого труда не имеет никакой ценности (даже если ты уже входишь во все мыслимые меньшинства и само твое ежедневное существование — это еще какая борьба).
лето проходит для меня впустую, если я не видела моря, не купалась, не ездила на велике и наелась ягод до икоты. но это лето уже удалось в смысле ягод и велика. вот сейчас у меня 3 больших ящика ягод и столько же овощей. с велосипеда я не слезаю с апреля. купаться мы скоро поедем.
останется море, но море — это как алые паруса.
если его ждать, то оно обязательно приплывет.
06 июля
каяки — добро!
сегодня случился мой первый каяк, и мой первый серебряный бор с воды за 20 лет жизни в москве.
пять раз мне сегодня повторили, что надо грести не руками, а спиной. и так и сделала, но после того, как руки перестали подниматься.
и теперь ни спина, ни руки не хотят со мной разговаривать и презирают меня.
в последние пару лет я смотрела штук 10 больших документалок про путешествия на каяках и каноэ: вокруг тасмании, по алеутским островам, по большим американским рекам, через разные проливы.
и всегда думала — смотрится круто, но настолько не мое, что даже пробовать не буду, так же как и сап.
потом посмотрела как чувак плыл на сапе месяц по реке и даже кофе себе варил на горелке, не причаливая. и подумала — ну не так уж скучно на этой вашей доске плыть прямо, особенно если по амазонке или миссисипи.
ну и понятно уже, что этим летом от отчаяния записалась в москве НА ВСЁ.
я очень податлива после карантина, готова даже на веревочный парк.
когда-нибудь.
И, поставив точку, он понял,
Что теперь у него есть гора,
И воздух, которым можно дышать,
И собственная дорога.
Он выстроил пространство, в котором
Все было на своих местах:
И слова, и сосны, и облака,
И совершенная даль, прощающая несовершенство.
Книга обложкой вверх пылилась у него на столе —
И, вечно ошибающийся, он безошибочно вышел
К скале, повисшей над морем,
И, вскарабкавшись на нее, лег,
С изумлением чувствуя, что он дома,
У себя дома.
Уоллес Стивенс
у всех моих каяков, сапов, лежаний на яхтенном причале и летних купаний только один минус — я снова вспомнила, что рождена жить у воды, в месте, где можно из нее круглогодично не вылезать в сообществе таких же счастливых придурков.
и нет, рождение в саратове и купание в строгино — это не сбывшаяся мечта.
я создана для нормального моря и волн, для досок и лодок, для дельфинов и яхт, для ласт и парусов.
пока адриатика и средиземное подходили мне больше всего, но надо больше пробовать, больше.
как жаль иногда вспоминать, что ты проводишь свою жизнь не так и не там.
14 июля
— Ануточка! зачем ты воруешь стол из-за ограждений, если в тц все равно продают еду только навынос?
— тихо! быстро сделайте вид, что он тут до нас стоял, а мы просто мимо шли и присели!
— да, не могли же мы не присесть, если посреди этажа стоит стол!
— тем более, у нас ребенок хочет супа. горячего супа! за столом! мы что, звери какие — лишать ребенка супа в 10 вечера, в закрытом тц на 66-м километре мкад?!
*один наш отважный друг, претерпевший аварию, не сдался потом и не сдулся, а пошел и встал впервые на сап, потом украл стол, а потом отвез домой полумертвые тела любителей активной жизни. вот так и должно проходить лето у людей*
20 июля
когда буду опять думать, что лето прошло не туда, не в той стране и не так, надо сразу вспомнить как мы уже половину этого лета: пили, хохотали, разговаривали, объедались ягодами, катались, плавали, тонули, ходили, бегали, обнимались, потели у суда, мерзли в лесу, мокли в поле, потом опять пили и хохотали, уставали, работали, унывали и снова бодрились, как спорили, шатались, подбадривали друг друга, ныли в чатиках, слали смешные стикеры, воровали столы, ели шавермы и шаурму, гуляли по крышам, бесконечно снимали размытые селфи и закатные полосы.
хочется запомнить — сколько мелкого счастья в это лето уже уместилось, и пусть запихнется еще больше.
а еще: пили кофе, покупали книжки, снова пили кофе, ели мороженое, ходили в гости, опять пили (не кофе), потели на йоге, лежали под березами, нюхали сирень, убегали от комаров!
а теперь пошла смородину собирать, а то она осыпается.
ботва, ягоды, огурцы с грядки, белые грибы — вот наш ответ сталинизму))
23 июля
были времена, когда я гордилась тем, что луша — ловкий, быстрый и успешный мультитаскер и может напихать в три часа стотыщ дел и никуда не опоздать.
отдельно луша гордилась, что может прибежать за 5 минут до тренировки, переодеться, сходить в душ и стоять в зале смирно как новобранец по тревоге.
после тренировки я тоже могла собраться за 5 минут и умчать к своей мультитаскинговой эффективности (торопыжка был голодный, проглотил утюг холодный).
так вот теперь мне хочется извиниться перед всеми моими медленными друзьями, которых я поторапливала, незаметно отбивая секунды под столом нервной ногой 43-го размера. потому что они были правы, когда говорили, что никуда не бежать и подтупливать иногда (часто!) приятно.
что можно приходить на тренировку за полчаса и спокойно лежать на коврике или болтать в раздевалке.
что кофе нормально пить меееедленнооооо, а не разливая кипяток на велосипед.
что сидеть на краю ванны с трусами в руках и смотреть в стенку — можно. но мне советуют начинать пока с пары минут, чтобы не волноваться с непривычки.
я вот сегодня после тренировки просто сидела в раздевалке 8 минут — и это уже достижение года.
перечитывание дерека джармена, оливии лэнг, дневников уорхола и детских детективов может выглядеть как кризис среднего возраста, а может — как поддержка воображаемых друзей и наше личное маленькое #metoo на собрании анонимных потерянных.
жизнь всегда чертовски разочаровывающа (если у вас не так — просто не говорите мне об этом).
поэтому хорошо грустить и делать глупости в подходящей компании (если вы считаете мертвых и книжных людей неподходящей компанией — лучше снова молчите).
25 июля
а теперь мы с Волунковой мчим в карелию!
на поезде! с чаем и чемоданами!
воодушевление такое, как будто я сто лет никуда не ездила, что отчасти правда, пч на поезде и на нижней полке я не каталась оч давно.
смотрю в окно, а там деревья, провода и месяц. айэм со эксайтед!
только вот иички и колбасу не взяли. едем как дураки, без всего
наутро мы примчали в петрозаводск и теперь на каждом углу делаем бесконечные селфи с женькиным хоской под девизом «на его месте должен был быть Юкосик!».
но юкосик не с нами, поэтому нырять в онежское озеро без трусов и есть завтрак охотника за 230 рублей мы будем с кругленьким плюшевым котом в пальто.
кот, кстати одет совершенно по-карельски и точно не мерзнет, не то, что мы.
хотя пока здесь идеальное скандинавское лето: ветер, солнце, +19, пахнет морем и булочками.
Петрозаводск, конец июля
едем в машине на дачу или, как потом окажется, в творческий дачный кооператив.
накупили еды и ведем светские беседы о деле дмитриева, карельской журналистике и что будем пить за ужином.
— а как называется карельский язык?
— а какой из трех?
— ну а на каком у вас новости читают?
— да когда на финском, когда на *** (нрзбрчв) — когда как..
— ладно. тогда на каком из трех наречий в школе преподают?
— да ни на каком, конечно.
дальше едем молча, пока Олег не говорит голосом приветливого гида — а это наш центр города, а это наша тюрьма! а там наш дмитриев сидит! (и все снова оживляются и дальше правозащитная беседа течет без пауз.
по дороге на дачу проезжаем скалу с зайцами, и немедленно выясняем, что у двоих в машине тут именные зайцы (номер 4 и 87).
накупались в Ангозере, пили чай под липой, теперь сижу на веранде, как Пикку Перту (если я правильно записала имя) — тот самый карельский писатель, который писал романы прямо на этой даче.
вайфая тут почти нет, как и заборов между участками в этом местном переделкино.
напланировав сто тыщ дел на карелию (все хорошие! полезные! я хочу все это сделать, дописать, закончить!), немного подумала — и вычеркнула все, кроме чтения и пранаям.
решила, что карелия будет ОТПУСКОМ.
иллюзия, что отпуск не нужен, если ты не упахался на фуллтайме. отпуск нужен каждому котику, даже если он считает себя безработным и безобразным лентяем, которого слишком мало пинает внутренний достигатор.
для меня настоящий отпуск — это когда я ничего не планирую полезного и могу сидеть на берегу и смотреть на воду. все остальное — это приключение, путешествие, саморазвитие, но не отпуск.
сидение без воды, кстати, это тоже не отпуск.
еще я в отпуске читаю детские детективы и набокова. а если прям ОЧЕНЬ ОТДОХНУЛА, то и стихи читаю. но чот стихи я последний раз читала в индии на панчакарме. господи, вот это был отпуск, вот это было счастье.
три недели без трусов, в горячем масле, с горячими компрессами и горькими соками мы сидели с дружочком на берегу океана и смотрели на бурундучков и птиц.
иногда я бросалась в волны и выбредала оттуда в песке и ракушках.
пару раз мы выбирались в тривандрум и ели запеченую рыбу, нарушая наш лечебный стол.
в остальные же дни мы смотрели вдаль, читали, спали и непрерывно лечились.
я прилетела в индию с трехмесячным бронхитом, который не могли вылечить в москве, а через
пять дней он прошел бесследно. и целый год я провела потом без единой простуды. плюс с октября 2013-го я не выкурила ни одной сигареты.
чувствую, что моему организму нужен еще один такой отпуск, если мир когда-нибудь станет безкарантинным.
в принципе, реклама нашего отпуска должна выглядеть так
27 июля, снова Петрозаводск
вот женька сегодня немного безумно танцевала на набережной
вот мы ели свежую форель горячего копчения на закате («прямо руками с земли, посреди набережной» — пишу я в инстаграме, а женька кричит из соседней комнаты «и ведь никто не поверит, что это правда!»)
вот мы придумали проект «любознательное медиа для радости, гордости, про ученых, паучков и специалиста по кротам», но никто не даст нам на это грант, потому что юные натуралисты не в почете. а неюные — тем более.
вот мы собираемся лечь пораньше, уже в 10 вечера, но что-то идет не так и после танцев кондопогской гопоты мы почему-то гуглим сколько нынче стоит панчакарма в индии.
вот мы раскрываем секрет слабого напора воды в кране (ее крадет унитаз!)
вот мы собрались в музей и на маникюр, но забыли записаться и вместо этого купили мешок свежекопченой рыбы.
вот мы катались на великах по странным местам и вели странные разговоры.
такой петрозаводск, такие черничные ночи
но назавтра нас ждут свежеиспеченные калиточки («отложите нам десять, когда напечете») и лохикейтто (надеюсь).
и черничные смузи. и облепиховый коктейль.
забрав 10 горячих нежных калиток с кашей и картошкой, чувствую непреодолимый позыв вернуться к давно забытым кулинарным обзорам и пытаюсь снять видео с теплой калиткой на набережной, но сжираю ее раньше, чем становлюсь звездой сториз.
а все потому, что я — фанат глубоко локальной и сезонной кухни.
да, только поэтому.
особенно, когда за едой рассказ о размере и форме калиток переходит с карельского гастромифа (что каждая хозяйка по размеру своей вульвы лепит) на обсуждение секс-гастро-тура «отвори потихоньку калитку» (или «моя калитка послаще твоей будет»).
— ну все, я заявила новые темы на летучке, — радостно говорит женька, дописывающая тексты прямо посреди полей и парков карелии, — теперь сбудется моя мечта написать про паучков и про куликов-лопатников! представляешь, их осталось всего 200 пар! всего! они, как и выхухоль, висят на волоске! (говорит женька звенящим голосом) да меньше них осталось только специалистов по кротам! потому что его — вообще ВСЕГО ОДИН ЧЕЛОВЕК! на всех кротов страны!
так что кулики-лопатники — скоро, во всех новостях страны.
а потом мы взяли и уплыли на лодке на остров и там объели всю малину!
свежая рыба, холодная вода, велосипед и тропы, ручка и тетрадка — вот мой карельский ретрит. и это так хорошо, что даже обещанные злые комары не такие злые, а обещанный северный дождь и холод включают только в утро моего отъезда в Питер.
да, опять Питер, ночные посиделки, сидр на Некрасова и завтраки на Казанской, а еще завтра будет август, вторая часть татуировки с Боуи и томные питерские ночи.
август, привет
спонтанный психогеограф 