Турция

сентябрь 2020-го

Боль — как и упрямство — не знает препятствий. Я смотрю на свою ногу — она кровоточит и распухает на глазах. Ссадины и порезы не очень глубокие, но грязные (пыль, камни, колючки). Если не промыть и не обработать их прямо сейчас — завтра на ликийском пекле нога распухнет и воспалится еще больше. И если от столбняка прививка свежая, то от сепсиса ничто не спасет. 

Я впервые так отчетливо понимаю, что мы вообще-то в настоящих горах, где со всех сторон настоящие пропасти, а у нас — никакой подготовки и даже нормальной аптечки для несчастного случая. И сейчас мы втроем сидим над очень красивым и очень глубоким обрывом, прижавшись к неподъемным рюкзакам. Сидим и глубоко дышим, хотя нужно как можно быстрее идти дальше.

Справа — склон горы, по которому мы только что еле прошли, слева — такой же, по которому мы должны попасть к следующей ночевке. Отдышавшись, мы по привычке делаем кучку селфи и панорамных видов, потому что это и правда красиво. И потому что дальше идти не очень хочется. Потом на фото будет казаться, что мы расслабленно  любуемся закатными видами. Но на самом деле мы пытаемся понять — успеем ли мы выбраться из этого замеса до обрушения темноты, потому что иначе… Мы стараемся не думать, что там «иначе», ведь и вариант, что кто-то начнет скатываться в обрыв и раздерет себе ногу тоже не предусматривался. И вообще как выглядит настоящая Ликийская тропа, когда она не идет в сосновой роще или вдоль пляжа, мы узнали уже на месте. 

— Так, не ссыте, девочки. Все эти маршруты проверяют и укрепляют опытные волонтеры,  — уверенно сказала нам Женька на второй день, увидев наши сомневающиеся лица. — Да я даже не придумываю, это во всех блогах написано!

— А где же, где же тогда эти волонтеры сейчас?— бледными пересохшими губами спросила Юкосик, выливая на голову последний запас питьевой воды. — Что-то я пока не видела тут ни одного человека, кроме нас.

Тропа была ужасной и осыпающейся, а долгожданные цистерны с водой — пустые и пересохшие. Мы со второго дня начали пить из козьих луж и грязных бочек, а на выкрики Юки «лямблии! кишечные паразиты!» Женька каждый раз приводила железный аргумент.

— Да вот этот фильтр тридцатку стоит, Юкосик, тридцать сраных тыщ рублей! дороже, чем любая моя командировка в ебеня! Про него написано, что он делает чистую воду даже из говна, и уж если он не отфильтрует твоих лямблий, тогда я вообще не знаю чему верить. 

Каждый день, прямо с 9 утра день на нас наваливались +35, а немногочисленные местные, не уехавшие в ковид на заработки из деревень, только разводили руками — мол, аномальная жара, пожары, ручьи высохли, мор, чума, пиздец, а тут еще вы откуда-то пришли и жалуетесь. 

Мы нервно обливались водой везде, где ее видели, по полчаса не могли отойти от умывальников около пустых мечетей (да плевать, что везде значки «не пить»), набирали эту мутную теплую воду во все емкости и тащили, тащили на себе по камням в гору. 

Почти никаких туристов, кроме нас, на ликийке не было и, четыре дня глядя на осыпающиеся тропинки над пропастями, мы наконец-то начали догадываться — почему. 

— Я гарантирую, что внизу лежат кости тех, кто тоже прочитал про обустроенные и размеченные маршруты, а потом оказалось, что в карантин никаких волонтеров тут с зимы не было!

Теперь-то мы с нежностью вспоминали первый день с бесконечным подъемом от Фетхие, где уже на первых 100 метрах Юкосик провидчески начала умолять бросить ее на обочине, потому что дальше будет только хуже.  Но мы жестокосердно повторяли «нет, мы тебя не бросим, нет… никто  никуда не вернется раньше, инда побредем еще все вместе… вместе вышли — вместе и вернемся. и ничего ты не умираешь, это у тебя просто паническая атака. а если и умрешь, то хотя бы на свежем воздухе, среди сосен!»

— Какие там были сосны, девочки… помните сосны и море? — шептала теперь Юкосик в бреду бесконечных подъемов. — Вы же любите море, зачем мы от него уходим все дальше?

— Да будет море еще, будет, — отвечала Женька откуда-то из-за камня, — чо вы так это море вспоминаете каждые 5 минут? вон оно там, за теми горами. Просто его надо ЗАСЛУЖИТЬ! Но, если мы сначала достаточно высоко поднимемся, то после сможем спуститься и заночевать на пляже. 

ПОСЛЕ — это было любимое слово Женьки в походе по Ликийке. Море надо было заслужить и оно всегда было ПОСЛЕ, как и душ, как еда. И только одна вещь всегда была СПЕРВА — кофе. Без горелки и турки Женька не смогла бы проявлять походный фашизм, поэтому только кофе не нужно было ждать и выпрашивать. Он всегда появлялся быстро и без промедления.

Где-то там, ПОСЛЕ нас ждали белые простыни и удобные кровати, надо было только СПЕРВА пройти по желтой въедливой пыли и поспать на земле. ПОСЛЕ всех лишений и палаток мы обязательно снимем квартиру где-то в Анталье и будем есть мороженое на берегу и просто сидеть. 

— Правда будем сидеть-сидеть? И можно будет вообще ходить без рюкзака и не закапывать какашки? — доверчиво переспрашивала Юка.

— Конечно, все так и будет. ПОСЛЕ можете хоть два дня на берегу сидеть и никуда не идти, — сговорчиво обещала Женька.

Шел четвертый день охуевания. Впереди было еще 2 недели запланированных мучений. 

— Идти можешь? — спрашивают девочки, и я киваю. Если мы не пойдем сейчас, то скоро не увидим эту тропу над обрывами даже с фонарями. Где-то в часе отсюда есть маленькая деревня и мы планировали там заночевать. Но пока нам нужно обогнуть еще один склон и выбраться живыми и здоровыми. Адреналин после падения начал отпускать, и я уже чувствую как болит нога, как тянет плечо (из-за того, что пыталась воткнуть палку в склон, падая), как саднят стертые ладони и как тяжел рюкзак. Рюкзак, за который и схватила меня Юкосик, мгновенно обернувшись на шум летящих камней. Секундная реакция — и вот я уже карабкаюсь обратно, а не лежу внизу под деревьями. Ирония в том, что спасла меня именно Юка, которой я все три дня выносила мозг нудными советами «ставь палку уверенней!» и «втыкай ее глубже». Которую учила не оглядываться и уверенно говорить вслух «левой-правой-левой-правой», когда страшно смотреть вниз.

— А вот если бы Юка слушала меня и не оглядывалась, — выползала бы я сейчас вооон из тех кустов внизу,  — говорю я, надеясь, что мой голос полон благодарности. 

— Юкосик вообще герой,  — говорит Женька. — Хотя она даже идти не хотела.

— Я и сейчас не хочу, — говорит Юка и уши ее рдеют на закатном солнце как первомайские флажки. — Я, если честно, хочу все время рыдать и ползти на четвереньках. Или бросить вас и вернуться в Фетхие и сидеть там в тенечке с холодным вином. Я не создана для жары и подвига. 

— Никто не создан, — говорит Женька, — это все карантин. Если бы мы в Москве не опухли сидеть взаперти, если бы не локдауны, если бы не билеты… эх, шли бы сейчас по Испании с холодным вином. 

Мы представляем себя на тихом, спокойном камино, где главная печаль — это полные альберги и пузыри из мозолей, и синхронно стонем. Сентябрь 2020-го, Европа закрыта полгода и мы уже догадываемся, что это надолго (но еще не догадываемся насколько). Так что пустые козьи тропы и аномальная турецкая жара — это все, что у нас сейчас есть. Лазейка приоткрылась — и мы немедленно взяли билеты. И только теперь начинаем догадываться, что лазейка вполне может оказаться ловушкой. Но — поздно.

Я выливаю на раны остатки санитайзера, морщусь и встаю. У нас осталось уже меньше часа, чтобы выбраться отсюда. И мы сделаем это, даже если придется ползти на четвереньках как белорусские партизаны среди болотной травы.