— …крэйзи! — говорит мне толстая веселая мексиканская женщина с бровями, которых бы хватило на две фриды кало. потом немного приподнимается и достает из-под платья ледяную банку колы — так она спасает мне жизнь второй раз за последние полчаса.
следующие пять минут Пати как шива многорукий: прикладывает колу к моему затылку, удерживает над нами зонтик, защищает еще два места для бамбинос, которые так невовремя ушли в туалет, и литрами льет санскрин в декольте. я люблю Пати и хочу навсегда остаться с ней, хотя мы знакомы примерно 40 минут — с того самого момента, когда я начала падать в обморок от перегрева прямо на переносной холодильник со льдом и колой, на котором теперь сидит лучшая женщина нью-йорка.
идея выехать из бруклина в 6 утра, чтобы увидеть подготовку к параду — отличная идея. просто к камере, пауэрбанку, санскрину, замороженным бутылкам с водой и расплющенным бутербродам я забыла добавить самое важное. панамка японского пенсионера из юникло осталась лежать в чемодане. она там, а я здесь — на полу в ленинграде — на пятой авеню в +32.
те, кто занимает лучшие места вдоль пятой за три часа до начала парада — не новички. никто не приходит один, никто не приходит без подготовки. подозреваю, что 31 декабря эти же самые люди веселятся на таймс-сквер и умудряются не замерзнуть и не описаться.
за сто лет американцы воспитали миллионы неутомимых скаутов, и мне кажется, что они теперь все здесь, даже основатели движения — торчат на плавящемся асфальте и машут бесконечным платформам.
на этом параде я видела старушку, которой примерно триста лет, но она сидела на своей электрической коляске с пляжным зонтом так прямо, будто проглотила винтовку, отстреливаясь от соколиного глаза. у коляски с кислородным аппаратом тупила в телефон азиатская сиделка , а из носа пергаментной леди спускались прозрачные трубочки. и в этот момент она была гораздо живее меня, человека без головного убора среди раскаленного манхэттена.
спонтанный психогеограф 