если спросить «а не хочешь ли немедленно прогуляться?» — только дурак откажется. ведь прогулка — это когда ты, сытый и сонный идешь вдоль океана, а внутри тебя — виньо верде и сардинки; или когда едешь на велосипеде сквозь сосновый прозрачный лес, а впереди — дюна пила и лучшие устрицы аквитании; или когда потихонечку шуршишь листьями на набережной, а в рюкзаке — термос и бутерброд с копченой колбасой.
ну вы поняли
хотя некоторые, конечно, считают прогулкой и грибные походы, и блуждание в чаще. но у того, кто наполовину состоит из викинга, а наполовину — из древнего римлянина, всего два вопроса к любителям клещей и лишайников: а почему мы не можем держаться берега и зачем нормальному человеку куда-то сворачивать с ровной дороги?
но что делать, когда твоя подруга — скорее кельт и вот уже несколько дней ненавязчиво сводит каждый калифорнийский разговор к «ах, нет ничего лучше моего альпийского детства, где мы с папой ходили в густой лес и гуляли там часами, вот это были прогулки, вот это были выходные, надо как-нибудь повторить, жалко, что папа теперь далеко, но ты же вроде хочешь съездить на пляж, там, кстати, заодно есть небольшой хайк по очень обжитому лесу, хотя возможно, ты откажешься, потому что это не настоящий дикий лес, это почти парк, там даже койоты не встречаются, да и вообще ничего особенного, мы это и за лес не считаем».
сириосли? прям вот добровольно променять океан на место, где нет дороги, серферов, еды, да где вообще ничего нет, кроме пум, змей и ядовитого дуба? а чего бы заодно не принести еще парочку человеческих жертв и не устроить гадание по предсмертным судорогам? твои предки очень любили это дело, особенно в лесах, говорю я.
и соглашаюсь, конечно. потому что женька может уговорить кого угодно (мы прочим ей место сенатора, дрожи, калифорния).
ну и мы пошли.
и кельт внутри женьки гулял по лесу как по дому, периодически вскрикивая — ах, какое поваленное дерево, ах, какой отличный мост, поросший мхом как древнее чудовище. и, конечно, спасибо дорогим кельтским богам за этот ручей, обрыв и деревянную лестницу, по которой мы будем спускаться спиной назад, чтобы не смотреть вниз, хотя там даже никто не лежит со сломанной шеей. смотри-смотри, как прекрасен лес в густом тумане! почему же ты не фотографируешь?
ебаный туман, вот что я могу сказать.
в нем я чувствовала себя Квинтилием Варом, который вот только что был в безопасности, светило солнце, брусчатка тысячекилометровых дорог империи приятно постукивала под сандаликами, вокруг были поля, еда и воспитанные рабы, и вдруг — темнота, мох, пиздец, корни как змеи, со всех сторон тевтобургский лес, а заодно — и броселианд, где призрак безумного мерлина шныряет между клочьями тумана.
и тишина.
невероятная тишина взламывает мозг, пока буквально раздвигаешь туман руками и карабкаешься по тропинке к следующему просвету между деревьями. здесь птицы не поют, деревья не растут, и только мы плечом к плечу врастаем в землю тут. кстати, очень хорошая подбадривающая песня, хотя кто-то может счесть ее неподходящей для прогулки между секвойями. но только тот, кто не шел там и не извинялся перед деревьями.
в какой-то момент под ногами заканчивается земля и начинаются только корни. они вспухают, как тромбофлебитные вены, как щупальца мертвых осьминогов, как хохочущие черви преисподней. их нельзя обойти и на них страшно наступать.
в прошлом году я зачем-то читала безумного немецкого лесника Вольлебена и теперь всегда помню, что «в кончике корня находятся структуры, похожие на мозг/// когда корень ощупывает перед собой почву, он может воспринимать раздражения».
блядь-блядь-блядь, думаю я. и еще: извините, мне просто надо отсюда выбраться — говорю я уже вслух, потому что с живыми существами надо как-то выстраивать диалог.
я иду по этому нагромождению корней и бормочу «вообще-то я вас очень уважаю… и вы меня, надеюсь, тоже.. давайте как-то побыстрее все это закончим, а».
впереди радостно кричит мой невероятно довольный кельтский друг — что-то про свет и прямую дорогу, но мои уши заливает холодный пот, так что я не слышу. у меня здесь все еще сумрак и бесконечный спич об уважении.
пару раз я припадаю к корням, спотыкаясь и хватаясь за них руками. очень гладкие, очень толстые, прохладные и, наверняка, мозг внутри них не очень доволен.
ну сорян, стараюсь как могу, говорю я и выворачиваю, наконец, к свету.
спонтанный психогеограф 