ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
“Х: ХЛИВКИЕ ШОРЬКИ”
“Альбатросы и пингвины — вот птицы, которых я бы убивать не стал”
Брюс Чатвин “В Патагонии»
У чайки были мутные глаза (да и в целом лицо, уставшее от жизни). У нас же была целая бутылка вина и желание сфотографироваться в последний день у океана. Мы прошли мимо, чайка замерла на песке.
— А если она умирает? — спросила Женька, и мы с Юкой мысленно застонали (ну и немножко вслух). Чайка выглядела не ахти, а Женька сегодня еще никого не спасала, и у нее был социальный зуд.
— Даже если она решила умереть, ты не сможешь ее отговорить от этого, — сказала я, — не сегодня. Сегодня мы выпьем на берегу и уйдем спать. Без чайки!
— Да, но… — сказала Женька, и Юкосик испуганно подняла лапки. — Ну хорошо-хорошо, НЕ СМОТРИТЕ ТАК! Я не буду брать ее с собой, злые вы люди. Просто могу полить ее водой.
— Чтобы она захлебнулась и перестала страдать? — понимающе спросила Юка. — План отличный, но у нас нет воды.
Мы стояли на берегу океана с бутылкой вина и пироженками и вообще-то собирались отдохнуть перед рывком к испанской границе.
— Давайте тогда выпьем быстро эту бутылку, я наберу воды из океана и понесу бедной чаечке, — сказала находчивая Женька и сделала чайке знак “не бойся, Волункова спасет тебя”.
Бля, подумала чайка.
И мы немедленно погуглили: “как утопить чайку”, и “пьют ли чайки соленую воду”, и “чайки-убийцы”, и “как чайки умирают”, и…
Кстати, внезапно оказалось, что пьют, потому что “эволюция снабдила этих птиц специальной надглазничной железой, которая удаляет соль из крови чаек и выгоняет ее в виде очень соленой жидкости через ноздри”.
— Будешь вся в соплях, — сказала я, но у Женьки уже был специальный спасательный взгляд, которым она прикидывала — за сколько секунд мы сможем освободить бутылку.
— Я не планировала сегодня захлебываться вином ради чайки, — сказала Юкосик, — спаси ее как-то не за наш счет, а?
Женька еще раз сказала, что мы злые и не быть нам в гринписе, а вот она с орнитологами жила и птиц трогала, и теперь не может равнодушно пить, когда чайка там лежит, кстати, дайте-ка глоточек, изверги, а потом решительно взяла коробку из-под пирожных, которыми мы закусывали вино, и пошла к чайке.
— Держись, птичка, — сказала Юка и отхлебнула красного.
— Она все-таки сейчас сюда ее принесет, чтобы умирать было веселей, — предположила я. — Чтобы социальный журналист Волункова прошла мимо смерти? Да никогда!
Но Женька решила держать чайку подальше от наших шуток и начала делать ей “домик от солнца” из коробки с пирожными (неважно, что вечерело, смеркалось, подмораживало). Коробка была маловата, и чайка сразу превратилась в печального Кума Тыкву, выглядывающего из трех кирпичей.
Шли прекрасные закатные часы, мы пили, заходили в воду, фотографировались, смотрели на закат через вино. Женька периодически бегала проверяла — шевелится ли птичка. Чайка косила на юного орнитолога мутным глазом из-под коробки и никак не умирала.
Когда мы уходили с пляжа, Женька набрала воды в бутылку и вылила чайке на голову. Такой уж человек наша Женька — если она решила кого спасти, то ничем ее не остановишь.
Это про Женьку писал Брюс Чатвин — “он любил одиночество, птиц, простор и здоровый сухой климат”. Только Женька любит тундру, мерзнуть и интервью со слепыми старушками.
— А я хочу ослика, — вдруг сказала Юка. — Ослик — это хорошо, он идет тебе тихонечко, несет твои вещи, цокает копытами.
— Разве ты Иисус, чтобы по святым местам на ослике шастать? — сказала я. — И вообще ослики жрут, гадят и пахнут.
— А знаешь, как они кричат? — сказала Женька. — Орут ужасно, болеют, ссут на твои рюкзаки — я в инстаграме читала, между прочим. С осликом в альбергу тебя не пустят, будешь спать на земле в своем шелковом вкладыше!
— А я бы лучше пошла со своими собачками, — сказала Кира, — Домино бы уже всю Португалию обежала и обратно примчалась, а Кевин бы… ну ладно, Кевин бы меня немножко проклял, у него же лапки коротенькие.
— А я бы взяла с собой Лавра Георгича, раз вы не даете мне идти с осликом. Вы не знаете, улитки хорошо переносят самолеты?
— А я бы взяла с собой Дарвина, он бы офигел и все время бы смотрел на меня вооот такими глазами!
Мы взбирались на очередной затяжной подъем, и скучали по своим животным. У каждого дома осталась минимум одна живая душа с лапками. Поэтому девочки поочередно бросались ко всем свиньям, собачкам, слизням, козам и лошадям, игнорируя правила безопасности и гигиены.
Особенно Женька часто тянула руки через все заграждения под током, через заборы и прутья — лишь бы достать лошадку, корову и котика. Как ей за два камино не откусили руки — большая загадка.
“Перед тем как отправиться в дорогу, изучая Путь по документальным свидетельствам, я прочел много встревоживших меня рассказов о собаках. Некоторые паломники, вернувшись домой, приносят с собой устрашающие описания своих встреч с этими животными. Я спрашивал себя, как бы я поступил, если бы оказался рядом с теми молоссами, от которых спасались эти люди, по их словам. Повезло мне или я преувеличивал опасность? Во время моего путешествия я часто слышал собачий лай, но, как правило, внешний вид собак был гораздо менее впечатляющим, чем их голос, и в большинстве случаев они находились за решеткой или стеной. Я встретил немало тощих дворняг, смешных шавок и старых псин. Должно быть, все опасные собаки уже сожрали столько паломников, что объелись и умерли от расстройства пищеварения”. (Рюфен Ж-К. Бессмертным Путем св. Иакова)
Мы четверо были немного похожи на безумное семейство Даррелов, где у каждого — своя странность и слабость.
Кира с тоской смотрела вслед любым собакам, даже если они облаивали нас хриплыми арестантскими голосами. В Португалии собаки повсеместно вскакивали на заборы, свешивались с них недовольными бабками, лаяли на нас с крыш и с подоконников, ворчали из будок и повизгивали из-под столов. Но обычно это все были довольно небольшие лохматые собачки, никаких устрашающих волкодавов.
Зато в Испании как-то сразу начались таблички “пилигрим, неси с собой палку и будь осторожен”, а утробный лай собаки Баскервилей несся из-за каждой глухой стены.
Но на любой страшный вой Кира сочувственно отвечала “ох, бедная собаченька, сидит там всеми днями за забором, скучает, бедняжка, ну пойдем с нами гулять, пойдем, красавица”. Вой становился все более устрашающим, а Кира безмятежно шла вдоль забора и говорила — вот бы сейчас ее выпустить побегать. Мы смотрели на Киру и немедленно ускорялись.
А вот зато котики, говорила Женька мечтательно, ни на кого не лают, а только мурчат и пушатся. Котики, говорила она так, чтобы Кира не слышала, ГОРАЗДО ЛУЧШЕ СОБАЧЕК!
И тут навстречу нам выходил очередной португальский котик и смотрел суровым деревенским взглядом. Киса-киса-кисонька! — говорила Женька заискивающе и начинала медленно красться к котику, фальшиво улыбаясь. Ну иди-иди-иди ко мне, я тебя поглажу — медово ворковала она, пока котик поднимал ногу и смотрел на нее как на говно. За три метра до котика Женька подбиралась как заправский киднепер, и тут котик, наконец, понимал к чему дело клонится и начинал стремительно пятиться к своему дому. Женьки голос тут же терял нежность, она обидчиво говорила — ах ты сука, ты что ж, не хочешь, чтобы я тебя погладила?! — и бросалась наперерез котику. Тот одним прыжком взлетал на забор, шипел и растворялся в кустах, бросая Женьку, полную любви и нерастраченной нежности.
Дальше мы шли под ее разочарованный бубнеж про то, какой у нее дома милый Дарвин, и какие в Португалии (а потом — в Галисии, в Кантабрии, у басков, в Астурии, далее — везде) неприветливые сволочи под видом котов.
— Женька, ну может эти котики травмированы другими приставучими пилигримами, — утешала ее Юкосик, — может дело не в тебе.
— Конечно, не во мне! Все котики мира идут ко мне в руки, и только тутошние выкобениваются, — говорила Женька негодующе.
— Ну или ты обрушиваешь на них слишком много любви, они не успевают подготовиться… — продолжала Юка, но видела Женькин взгляд и тут же переобувалась, — да нет, нет, просто они сволочи и дураки!
А через час на дорогу выходил следующий котик, и все повторялось. Два похода подряд, ежедневно. Котики улепетывали, Женька гналась и кричала, мы воспитанно делали вид, что не замечаем безнадежной невзаимности.
Но однажды, среди испанских огородов, Женька сумела схватить и прижать к себе белую кошечку, которая оторопела так, что даже не вырывалась. Со счастливым лицом, вцепившись в животное, Женька пошла с ней по дороге, отмахиваюсь от наших предположений, что мы зачем-то уносим кошечку все дальше и дальше от родного дома. Я только немножечко понесу ее и все, говорила Женька голосом невменяемого от счастья человека, ой, смотрите, у нее лапки розовые, а она сама такая чистенькая.
Кошечку спасло только то, что из дома выбежала старушка и начала трясти рукой и кричать, чтобы мы немедленно вернули ее животное. Котика пришлось отпустить, сердце Женьки разбилось (снова).
А потом ее встретил дома Дарвин своим фирменным взглядом “ты опять чужих трогала? уходи!”.
Но безумный дух Даррелов вселился не в одну Женьку.
Вот Юкосик — вроде бы давний друг улиточек, у нее дома годами живут толстые оглоеды-ахатины, которых она моет под краном и выстилает им путь салатными листьями. Ни один носитель панциря не смог бы ее заподозрить в двуличии и коварстве. А зря.
Одним рассветным утром она нежно уговаривала улитку с высокого куста пойти с ней до Сантьяго, а потом полететь в Москву, где “у тебя будет свой угол в Измайлово”. Улитка не особо сопротивлялась, и Юка несла ее, с обещаниями и посулами, примерно 10 минут, пока мы не встретили белую лошадь. Лошадь была тихая, красивая и освещенная утренним солнцем. Юкосик сразу полюбила лошадь и начала искать угощение, но оказалось, что мы слишком много едим и совершенно не думаем о лошадях.
— Ну вот попробуй тогда, похрусти, тебе понравится, — сказала Юка и протянула лошади улитку, которую уже почти удочерила и прописала в Москве.
— Юкосик! Как ты можешь? Ты унесла ее от дома и семьи, заговорила зубы! Ты же ей ОБЕЩАЛА!
— Но ведь лошадь такая красивая, а этих улиток — по десять на каждом кусту, — сказал наш улитолюб без тени раскаяния.
Улитку мы все-таки оставили у забора, а не во рту лошади, но доверие к Юкосику было несколько подорвано.
«Его любимым выражением было concha de cotorra, что значит «попугаева п…а» Брюс Чатвин “В Патагонии»
Я вообще сначала хотела назвать эту главу “ЛЮДИ, ЛОШАДИ, ЛЮБОВЬ”, но вспомнила про улиточку и передумала.
Зато еще вспомнила:
- про то, как мы увидели невероятно огромную свинью и Юкосик закричала “смотрите-смотрите, какой ХАМОН!”
- про то, как Женька запрещала нам по 10 раз в день фотографировать коров, а потом увидела крошечных мохнатых теляточек на пастбище и сама наснимала сто тысяч видео
- про то, как Кира долго рассказывала нам, как скучает по своему домашнему зверинцу, а потом без паузы говорит — вот бы сейчас к ним перенестись, пока они там водку в Ашане покупают! … Ээээ, ты это про своих животных? — острожно уточнили мы. Да, про них, — рассеянно откликнулась Кира, — это они на дачу собрались, а меня с ними нет, а они уже вон тележку вина и водки купили, вот и оставь их там одних (ладно, оказалось, что она говорила про друзей, но все равно было смешно)
- А еще мы видели медитирующего козла, который смотрел в небо, опираясь на вывернутые к земле рога, и ему было хорошо
- А еще мы видели крошечных ягняточек, стадо лам на выпасе, микропоросяток и одну ужасно деловую собаку, которая посреди маленькой деревни бежала с таким видом, как будто на почту опаздывала. А потом с таким же видом бежала мимо нас обратно, как будто почту уже получила и — ой, ну все, только зря торопилась!
- А однажды мы шли по Кантабрии в беспроглядный дождь и увидели стадо совершенно неподвижных коров.
— Это рекламный щит или скульптуры, — сказала Женька, — коровы не могут стоять настолько неподвижно.
— Это зомби-апокалипсис, — сказала Юка, которая всегда к апокалипсису готова, но хотела бы обойти его с другой стороны холма.
И только, когда мы подошли прям совсем близко, мы поняли, что это все-таки живые коровы, которые даже немного жуют свою жвачку, но — да, стоят тихо, не шевелятся, не переминаются и даже почти не дышат, пока дождь стекает по их шкурам и мордам широкими полосками.
Это было самое странное стадо, которое мы видели. И я почему-то вспомнила как Карлис Улманис, латвийский диктатор начала ХХ века, сочинял лозунги вроде “в телятах — наше будущее!”. Хотя на самом деле плакат “плодитесь коровы, жизнь коротка” из ста лет одиночества был бы здесь куда точнее.
“Я считаю, что Бог, в своей бесконечной мудрости желая сделать нашу жизнь сносной, даровал нам три утешения: надежду, чувство юмора и собак, и самое большое из них — конечно, собаки” Робин Дэвидсон “Путешествия никогда не кончаются”
А еще мы видели собак-пилигримов, которые несут на себе микро-рюкзачки с собачьим кормом и спят в альбергах так тихо, что зоопсихологи бы заплакали от умиления.
А если собака-пилигрим не может идти, потому что у нее лапки, то хозяин берет ее и несет на себе сколько нужно, даже если это собака — большой старый лабрадор. И человек несет ее очень медленно, потому что это тяжело. А собака вздыхает ему прямо в ухо, и он чуть поворачивает голову, потому что щекотно. И они идут медленно-медленно по нагретой дороге, а мимо проходят пилигримы со своим “бон камино”, и собака тяжело дышит, и человек тоже дышит тяжело, но несет, и они оба приходят в альбергу поздно, и едят разогретую еду из микроволновки, одну на двоих, и ложатся спать, только собака — на своем мягком коврике, который человек тоже несет на себе, хотя каждый лишний килограмм в камино хочется выбросить. И завтра они опять пройдут мало и медленно.
Удачи, ребята, увидимся на площади Обрадойро.
В общем, иногда мы видели столько любви, что даже сердце немного сбоило, потому что в реальной жизни как-то забываешь, что love is all around. А это правда так.
Тем более, что внутри каждого из нас есть тотемное животное, и оно тоже откликается на любовь.
Тревожная_овца_с_лапками внутри Юкосика.
Взлохмаченная_сова внутри Женьки.
Мой личный Бэтмен.
И маленький_художник Киры.
Мы всех взяли с собой, никого не смогли оставить дома. И тоже несли их до самого Сантьяго, а потом — до самой Финистерры, чтобы и они увидели край земли и океан.
Ведь каждое животное должно быть выгуляно как следует, даже если оно внутреннее.
ПОЛЕЗНЫЕ ССЫЛКИ
- Робин Дэвидсон “Путешествия никогда не кончаются”
- Женя Волункова — текст про велосипедное путешествие с таксой
- Брюс Чатвин “В Патагонии”
- Брюс Чатвин “Тропы песен”
- Петер Вольлебен “Духовный мир животных”
- Женя Волункова и ее жизнь с орнитологами
- Дженифер Аккерман “Эти гениальные птицы”
- Чарльз Дарвин “Кругосветное путешествие на корабле Бигль”
- И просто все книги семейки Дарреллов и сериал про них
спонтанный психогеограф 
Комментарии запрещены.